Все ждут перемен. Вечная песня. Молодой, кудрявый экстрасенс с тонкими бровями и плюшкой чувственных губ, на которые девочки-сектантки облизываются уже час (всех охарактеризовал в одном предложении… ай, да, сукин сын…). Но молодой и кудрявый действительно похож на поэта. Прохаживается вдоль рядов (каждое место по 500 рублей, а некоторые пришли по скидочному купону), энергично поводит плечами… правда, рубашка на нëм светлая, с жемчужными пуговками… офисного зазнайки. Ему бы Осипа Эмильевича вслух, в уста, а не вот это «…вибрационные потоки набирают силу и за ближайшие несколько лет Земля изменится не только духовно, но и физически». Монотонно, нараспев. Чушь несусветная не потому, что не сбудется. «Быть может, я тебе не нужен, // Ночь; из пучины мировой, // Как раковина без жемчужин, // Я выброшен на берег твой». Вот, где физика. Вот мурашки катаклизма. Но мальчику хочется это повторить как бы по-своему, про себя… получается бездарно. Поводит плечами такой энергичный, и девчонкам нравится. Не в переменах дело. Нас и обухом не перешибëшь. Заговорился совсем. Чуть не уснул… «не каждое тело сможет принять…» — а куда ты денешься?
На самом деле, я пришëл в группу «анонимных попрошаек перемен» найти внутри себя подсказку. Более глубоко спрятанную, чем 90-тые… чем пародийное над сокровенным «ждëм перемен». Это «ничегонеделание» в зале… вместо белой офисной — льняная, мешком… но плечи и речи сходятся… и молодая бабëнка, что сидит позади меня, лузгает семечки, сплëвывает прямо на пол и так жарко дышит, дышит… впереди 1917 год. Ужо будут вам перемены. И война покажется тылом. «Скрипучий поворот руля. Земля плывет». Это уже в мае 18-го. А пока на улицу, следом за бабëнкой, ещë поскрипывая новеньким кирзачом, перепрыгивая жемчужные от навоза лужи на Мясницкой.
