Гений есть, а искусства нет. Влюблённость есть, а с предметом обожания так и не определился. Силы есть, ума не надо. Или не нажил. Если с понятием «гений» всё ясно — он предмет простой. Он как бы от природы: немного сумасшедший, заносчивый, неудобный — и это ещё не самые сильные качества. И шут его знает, как получается по вдохновению оставаться приятелем парадоксов… То искусство целиком и полностью зависит от профсоюзов и партийной смекалки. «Зачастую то, что сейчас считается чем-то претенциозным, уже завтра рассматривается, как произведение искусства. Главное, чтобы тебя в принципе рассматривали». То искусство, как нас учили, связано с умением и желанием воспринимать прекрасное. Которое (умение и желание) расползлось, рассредоточилось в последнее время среди неумения, нежелания и непрекрасного. А было иначе? Сомневаюсь.
Надо разделять личное восприятие в силу возраста и опыта от тех объективных процессов, как искусство развивается и воспринимается во времени. И пусть невозможно себе представить, что со времён Леонардо некая живопись эволюционировала. Малевич рыдает и топает на меня ногами. А если дело не в технике исполнения? И даже не в понимании цвета и формы? Что, если искусство эволюционирует не как идея высказывания, а как восприятие, как наблюдатель? Приезжаешь в деревеньку, где прошло твоё детство, приходишь на родную улицу… И хорошо, если дом окажется на месте. Только и памятные очертания не помогают. Детства твоего давно нет, а ты — есть. Парадокс. И это ни старость (старость следует рассматривать в иной парадигме), это исторический детерминизм. И то, что сейчас так глухо, так беспомощно в литературной среде по отношению к прежним сказителям, к их всеобщему признанию и торжеству благодетели. И то, что среди сотен аналитически развитых, прекрасно разбирающихся в вопросах литературы и искусства умов так и не сложилась система высказываний: а что происходит на самом деле? Если отвлечься от желания самовыразиться, что чисто по логике… следуя лишь закону сохранения энергии. Вот-вот эта творческая энергия должна проявиться как-то иначе. И кем-то пишется книга, которая «выпелась самой жизнью». И что-то происходит с текстами тех же достоевских и толстых. И вдруг это художество лишь начало, первым опыт ещё никем неопределённой цели? Трудно смириться с тем, что искусство лишь совокупность приёмов. И сама жизнь подражает трансцендентному принципу. Для меня все поэты предтечи. Всеобщее образование надолго испортит не только читателя, но и саму «мысль».
